Embedded Files
ШЕСТНАДЦАТЬ САНТИМЕТРОВ ПУСТОТЫ
ШЕСТНАДЦАТЬ САНТИМЕТРОВ ПУСТОТЫ
(184-168=16)
Шестнадцать сантиметров — не вопрос!
Они одним скачком преодолимы.
Вот: шея,
подбородок,
губы,
нос,
Казалось бы...
Но неизменно — мимо!
Шестнадцать сантиметров пустоты,
Шестнадцать сантиметров безвоздушья.
Ни красоты, ни строгой простоты,
И только век тяжёлых полукружья.
Шестнадцать сантиметров — это вес,
Не одолимый ни в толчке,
ни в жиме.
У времени особый интерес
В его нераспрямляемой пружине.
Шестнадцать сантиметров — это миг,
Когда лукаво подмигнуло чудо.
Звенит струна, вспугнув страницы книг,
И мелким бесом сыплется посуда.
И даже ей, на цыпочки привстав,
И даже мне, над ней слегка склонившись,
Не обойти безжалостный устав
Вселенной, нас порознь благословившей.
АПРЕЛЬНЫЙ РЕМИКС
АПРЕЛЬНЫЙ РЕМИКС
В Петербурге весна —
В Петербурге ноябрь серединный.
Я за столик кафешки,
Как летом, сажусь.
Мне не надо меню —
Принесите один каппучино.
Я, как мальчик,
Томленьем апрельским томлюсь.
Мимо «форды» летят,
Наступая на пятки «газелям»,
Но форейтор не крикнет
Истошно «пади-и!»
Хорошо помахать
Уносящимся вдаль параллелям,
Ну а если их путь
Пересёкся в груди?
В Петербурге весна.
В Петербурге она до полудня,
А потом на проспектах
Лежат облака.
И не видно тебе,
Как мучительно трудно
Из апреля опять уходить
В старика.
Каппучино остыл,
Кофе мой и на четверть не допит,
Выхожу без зонта
Прямиком в дождевую метель.
Ничему нас не учит
Накопленный опыт —
Вот опять
Окатила из лужи «газель»…
В Петербурге весна,
Параллели азартно фехтуют.
Ах оставьте,
Уже надоела дуэль!
Пушка в крепости бьёт —
Как всегда, вхолостую,
И корабль на Игле
Не садится на мель.
Всё у нас не всёрьёз,
Вышло всё у нас чуть понарошку —
И весна,
и любовь,
и апрельный ремикс,
Я на Малой Садовой
Бросаю на кошку
Две последних монетки
И падаю ввысь.
ЛЮБИТЕ ВОВРЕМЯ
ЛЮБИТЕ ВОВРЕМЯ
Любите вовремя!
Любовью запоздалой
Изрежетесь,
удавитесь,
сопьётесь
И с временем безжалостным сольётесь,
Однажды возвратясь
К его началу.
Любите вовремя!
Тоскуя седовласо,
Унизитесь,
исплачетесь,
умрёте,
Но с временем своим
Не совпадёте —
Пока ещё оно нам неподвластно.
Любите вовремя!
На склоне лет влюбляться
Мучительно,
уныло
и забавно,
И может быть уже
Такая травма,
Что и не хватит жизни исцеляться…
Любите вовремя!
Инсультно и инфарктно
Не вылюбить,
не выдержать,
не выжить…
Но почему вы
Не хотите слышать?
И все мои усилия насмарку…
А ВОТ И СНЕГ!
А ВОТ И СНЕГ!
А вот и снег!
Какой нетерпеливый —
Спешит в ладонь
Пока она пуста.
Гонимый ветром с Финского залива,
Он ищет только тёплые места.
Ладонь тепла.
Она тебя ласкала.
Пусть только в мыслях —
Это пустяки.
Не ты, а снег
На ней —
Уже немало!
Сейчас я ею запишу стихи.
Они пришли,
Они уже столпились
В моём мозгу,
Щекочут мне язык,
И я, у них
Боясь попасть в немилость,
Пишу их так,
Как к этому привык.
А снег идёт,
Резной, холодный
Колкий.
Волшебных сказок вечный атрибут.
Так хороши при снеге
Недомолвки
И хруст его,
Когда тепло обут.
И мысль бежит —
Наверх по снежным
Струям,
Туда, где сводятся вселенские концы.
Седлайте резвых —
Лучшую им сбрую! —
И мчитесь к ней,
Любви моей гонцы.
* * *
* * *
У скифских глаз на паперти стою,
В рванине, нищий, сирый и убогий,
От ужаса мои трясутся ноги:
А ну как здесь таким не подают?!
И вот — они!
Сквозь бахрому ресниц,
Как детище всех Скифий и Татарий,
Зрачок её, невыносимо карий,
В меня глядит и повергает ниц.
Она кричит, не размыкая уст,
Она зовёт,
И это мне не снится.
И хочется мне с нею ростом слиться,
Но где же ты, безжалостный Прокруст?!
Но и таким я всё равно сольюсь
И получу не милостыню —
Милость!
Как сердце вдруг провидчески забилось!
Как явен стал наш двойственный союз!
Встаю, встаю!
Во прахе грязи нет.
У скифских глаз чиста, как дева, паперть.
Теперь она
Уже нам стала скатерть,
Где даст любовь
Торжественный обед.
И будет пир!
И будет в том пиру
Раздольное и вечное похмелье…
Склоняясь над разобранной постелью,
Я всё до крошки счастье соберу.
* * *
* * *
Да, люблю тебя я,
Но ты избрана богом.
Он отметил тебя
И послал тебя мне: полюби.
И на ложе Земли
Неказистом,
скрипучем,
убогом
Ангел каждую ночь
Нам с тобою отныне трубит.
Но Земля велика.
Быть на ней и быть рядом
И лежать, дорогую головку прижав,
Мне с тобой не дано,
Мне и «аська»-стервоза — отрада,
Где любовь,
Как закуска на пьянке —
С ножа.
Не ропщу,
А приемлю смиренно
Свой удел,
Только зависть за горло берёт
К тем, кто вышел
В исподнем своём на арену
И кого зверь
В мгновение ока сожрёт.
Не нужны мне
Ни сеть,
ни праща,
ни трезубец,
Лишь рукою от воли творца
Заслонюсь.
Душегуб,
Чародей,
Прозорливец,
Безумец,
Я страшусь тебя, отче,
Но я не боюсь!
Я скажу тебе всё:
Ты злопамятен, отче!
Милосердье твоё —
Да не дальше церковных ворот.
За распятье своё
Ты распнёшь, кого хочешь.
Мы спасаем тебя,
А — не наоборот!
На абсцисс,
Где на тридцать моложе,
И балтийско-камчатской оси ординат,
На кресте этом,
Вместо Варравы, о боже,
Я тобою, безжалостный отче,
Распят.
Я снесу —
Повидал я глумлений.
Мне полжизни кричали
В лицо и вдогонку: «Распни!»
Но что будет с тобой
От встающих с колен поколений?
А спасут ли тебя
От тебя самого же
Они?
На кресте хорошо,
На кресте ветерок обдувает.
Даже гвоздь уже свой,
Что в ладонь неохотно входил.
Без креста уж, видать,
Ничего на Руси не бывает...
Без креста,
Без Христа,
Без руля и ветрил...
ЗДРАВСТВУЙ, ЭТО Я!
ЗДРАВСТВУЙ, ЭТО Я!
Дай счастья ей, а значит дай покоя,
Той женщине, которую люблю!
Давид Кугультинов.
Она звонит!
Она звонит, но как же —
Её же нет,
Она же лишь фантом?!
Весь этот мир сейчас стоит на страже,
Чтоб помешать нам встретиться на Том.
Она звонит,
Сомнений быть не может —
Её мерцает на дисплее
Ник.
И телефон от непосильной дрожи
К моей руке испуганно приник.
Не бойся, друг, пластмассовый комочек!
Она звонит,
Она же тоже друг.
Она звонит, а значит что-то хочет
Узнать у нас с тобой из первых рук.
Ответим ей?
Конечно, мы ответим!
Пусть ничего ей душу не гнетёт.
И если день по-зимнему бесцветен,
Пусть, как весной, он разом расцветёт.
Я нажимаю кнопку на бесовской
Машинке, счастье больше не тая,
И говорю, как некогда Высоцкий
Своей Марине:
— Здравствуй, это — я!
* * *
* * *
Я стихами тебя выжигаю из сердца.
Материал этот — ты — как назло, не горюч.
Вот и воет в груди ошалелое скерцо.
Хочет воли, да двери закрыты на ключ.
Доведу до конца это страшное дело,
Хоть и больно и горько, но дать слабину,
Это значит рабом стать душою и телом
И уже никогда не любить ни одну!
А любовь и свобода превыше капризов,
Усыпляющих чар и волнующих черт.
Мне удел уготован ходить по карнизам,
И один из карнизов обрушится в смерть.
Но пока я живой, буду я равновесен,
Независим и волен и с небом на «ты».
Не молчать, даже если совсем не до песен,
И молчать, если песни постыдно пусты.
Завывает с надрывом ужасная топка,
Выплавляется дух, отравляющий плоть.
Написалось стихов — уже целая стопка,
А дрова эти мне всё колоть и колоть...
ХОЧУ ТВОЕГО ТЕПЛА
ХОЧУ ТВОЕГО ТЕПЛА
Хочу твоего тепла
От сердца и от руки.
Чтоб ночь, как вода, стекла,
Мне, господи, помоги,
С моих утомлённых плеч
С кругов, что легли у глаз
От наших с тобой невстреч,
От счастья, что не у нас.
Хочу твоего тепла
От выдоха и щеки.
Луна посмотреть взошла
На тлеющие угольки.
Раздуем их огонёк,
Совсем чтобы не угас.
Луне-то и невдомёк,
Что холодно так у нас.
Хочу твоего тепла
От помыслов и груди.
Ты так далеко ушла
Но дальше не уходи!
Придвинься ко мне тесней,
Неслышимое услышь.
Мне нужно быть только с ней
И греться мне ею лишь.
1 декабря 2019 г.
***
Корабль плывет. И я почти Феллини —
Не замечая бытовую дичь,
Я упиваюсь совершенством линий
И не могу умом его постичь.
Не ухватить: на волховском утесе,
На донце шлюза, в сумраке кают
Оно иное — как теченьем сносит.
Или понять его мне не дают?
У божества непостижимой сути
Абрис лица почти неуловим
При свете дня, зато в моей каюте
Я белой ночью отражаем им.
Корабль плывет. Его машины в дрожи
Превозмогают волховский поток,
А я читаю на атласной коже
Своей рукой написанный зарок.
Я ЖДАЛ ТЕБЯ...
Мечтой захваченный дурацкой,
(И тут уж нечего юлить...)
Я жду тебя на Петроградской
Моя печали утолить.
Гляжу в окно, сцепив ручонки
Под онемевшею губой -
А там красивые девчонки
Уводят взгляды за собой!
И никакою силой воли
Мне чинность лет не уберечь.
И даже ароматам «Штолле»
Не по плечу меня отвлечь.
Но, очумев от ног и станов,
От скачек теней на стене,
Я ждать тебя не перестану
На Петроградской стороне.
А ты нейдёшь... Комок глотая
Застрявший в горле от тоски,
Смотрю — а улица пустая,
И не видать в конце ни зги.
Волшебно пахнущее «Штолле»
Уж доедает пироги...
И мне спросить кусочек что ли —
Как говорят, на ход ноги?
Люблю я кролика с грибами,
Люблю и курник, и мясной!
Но нынче хочется губами
Касаться мякоти иной...
Что мне какие-то начинки —
Рассудок, сбившийся с пути,
Скорейшей требует починки
Касаньем трепетным груди.
Но не дано... И вот я снова
Шагаю в уличную хмарь.
Панель Профессора Попова
Колеблет уличный фонарь.
И уязвлённый до печёнки
Влачусь с закушенной губой.
Однако ж славные девчонки
Уводят взгляды за собой!
***
Я всё ещё жду, когда ты позовёшь -—
А это, я знаю, случится!
И бьёт меня в тёплой редакции дрожь,
И ноет в истоме ключица:
Она заждалась припадения губ
И чирка сухого ресницы.
О боже, неужто насколько я туп,
Поверив, что это случится?!
А если чутьё заменило мне ум,
И я, как отродье волчицы,
Добычу желанную жду наобум?
Тогда это точно случится!
Не дышится мне и не пьётся мне чай,
Черствеет остывшая пицца...
Вот-вот ты возьмёшь телефон невзначай —
И жизнь моя снова включится.
ONE-WAY БИЛЕТ
Ты не моя и я не твой,
Но как мне хорошо с тобой!
Не видев твоего лица,
Не знаю тайну до конца.
И это сердце ворошит,
Оно любить уже спешит,
Но ум, холодный и сухой,
Мне говорит: ужо постой!
Людей и бога не смеши
И делать глупость не спеши.
Не вырвать сердца, ум не скрасть,
Но как умерить эту страсть?
Как ум по Умани пойдёт,
Так сердце в пятки упадёт.
А вот и мэрии крыльцо,
Легко взбегаешь, но лицо...
Его не видно, лишь спина
Твоя слегка обнажена,
И глаз — мужской уж он таков —
Бежит по кнопкам позвонков.
На них сыграть бы мне рэгтайм,
Губами подавая лайм
Твоим трепещущим губам.
Как хорошо бы стало нам!
Но я смотрю: какая стать,
Что просто мне упасть — не встать!
Как развевается подол!..
И тут прохожий подошёл.
Его мой взгляд заворожил,
Что я, как руку, положил
Но твой праксителевый стан,
А ты не просишь: «Перестань...»
Он понял всё — игру полов,
Где каждый победить готов,
Но он готов и проиграть,
Чтоб снова всё начать опять.
И тут заступник головы
В окошко выглянул, увы.
Он облизнулся: радник — класс,
И мог бы быть роман у нас,
Подумал он, забыв жену,
И телом всем приник к окну.
Прохожий это углядел
И тоже чуда захотел.
Но опоздал: мираж исчез.
Заступник чуть ли не облез!
И только я ушёл с тобой
В тот мир, где может быть любой
Счастливым, не считая лет.
Ты — мой туда one-way билет.
* * *
* * *
О эти царственные плечи!
Янтарь с топлёным молоком.
Они такие раны лечат,
С какими смертный не знаком.
Лишь величавое бессмертье,
Бездонной бездны ипостась,
Приносит в розовом конверте
Их разлинованную страсть.
И воскуряется безумно
Животворящий идеал —
Произведение и сумма
Всех звёзд как звёздный номинал.
* * *
* * *
Не хочу уходить!
Ухожу, но от страха цепляюсь
За осклизлые душ косяки.
Я же горд был всегда,
А теперь сам себе удивляюсь
И себе самому не подал бы руки.
Ну, зачем это всё?
Ну, зачем эти муки и боли?
Уходи и отрежь,
От себя эти двери забей.
Но отрезал, забил и ушёл —
Кто доволен?
Кто стал счастлив
От всех этих наших скорбей?
Ты меня приняла,
Ты меня возвратила обратно.
Но пока не могу скачку сердца унять.
Я сказал и собою был понят
Превратно,
А тобою был понят,
Как должно понять.
Припадаю к ногам
И к рукам дорогим припадаю.
И к чему ты велишь,
Я готов безрассудно припасть.
Пропадаю... А что? —
Пропадаю!
Но хочу только этого,
Только пропасть.
Да, пропасть — не упасть,
Не скатиться в корзину у плахи.
Головою вельможи,
попа,
торгаша.
Пропадают блудницы
И даже монахи,
Пропадает бессмертная наша душа.
Где мне взять эталон,
Тот загадочный «пропод»,
Что желается всуе как мера пропаж?
Это нервов моих
Оголённейший провод?
Или рок?
Или выбор губительный наш?
Я вернулся к тебе.
Но чем кончится это,
Ни узнать, ни прозреть —
Разве, кинуть на чет.
Не бывает счастливой
Судьба у поэта,
А иначе он был бы
Уже не поэт.
ФОТОГРАФИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ
ФОТОГРАФИЧЕСКИЙ ПОРТРЕТ
Фотографический портрет,
Который есть и будто нет.
Он есть...
Взрывоопаснейшая смесь
Огнеопаснейших веществ.
Трезв
Бывает только взгляд,
Оторванный к тому, что над
И под
И у
И за, —
Избави бог, смотреть в глаза!
У тех аттических горгон
Не тот убийственный гормон,
А здесь!
Неисчерпаемый, но весь
Запас кураре и цикут.
Ты тут,
О, Цезарь Борджиа?
Где?
Вот же я!
Воспринимаемый на слух
Портрет её фригидно сух,
Но то ч/б —
ЧП!
Вода струится по плечу,
Как пот за ворот палачу.
Стой, кат!
И вот тебе и шах, и мат —
Мишень двойная ареол.
Орёл?..
Я — Телль.
Ой ли?
Я — Телль!
Он — Гойя...
Но попадаю в левый пах -
Увы и ах!..
Так некондиционный перл
Лежит на перламутре тел,
Как эта родинка.
Простая вроде как,
Она, как кнопочка звонка
В родную дверь, до слёз мягка.
Слегка
Губами очертив,
Дружи,
Лелей,
Целуй
И вниз, там — пись!
Не графика,
Но — живопись.
Там, как рембрандтовский мазок,
Трепещет каждый волосок.
И жизни сок,
И смысла соль,
Соната трижды ля-бемоль.
Моль,
Тратящая сукна,
Когда всё слишком сухо.
...Приходишь наг,
Уходишь наг.
Какой мне подаётся знак?
Фотографический портрет,
Который есть и будто нет…
Нет лжи
Во всём формате джей-пи-джи?
А в джи-ай-эф
Вселился Греф?
Чушь.
Дичь.
Муть.
Бред!
Фотографический портрет,
Он сам на всё даёт ответ.
ГРУСТНЫЕ СТИХИ
ГРУСТНЫЕ СТИХИ
Во Вселенной выключили свет,
Стало жутко:
Хватит ли движению планет
Промежутков?
Во Вселенной выключили свет,
Стало грустно:
На Венере музицирует сосед
Захолустно.
Во Вселенной выключили свет,
Стало стыло:
Смерть с косой крадётся, спасу нет
С тыла.
Во Вселенной выключили свет,
Стало страшно:
Где же моя Ташенька? Но нет
Таши...
Во Вселенной выключили свет,
Стало мёртво.
Замолчал бы ты скорее уж, поэт,
К чёрту!
* * *
* * *
Своего у нас чуть —
До обидного мало.
Только тени от нас
Вдоль Фонтанки лежат.
Мы над нею парим,
Мы почти экстремалы,
В Петербург от Шагала
Сбежав.
Нас никто не узнал,
И полёт наш невидим,
Только там будут явлены
Наши черты —
Это наше кафе,
В одиночестве сидя,
Здесь, на Малой Садовой,
Снова ты это ты.
Ты глядишь на меня
Сквозь очки близоруко,
И улыбка подобна великим мазкам.
Входим в души мы так,
Как в квартиры друг друга, —
Без стука.
И уход не прощаясь
Обидным не кажется
Нам.
Вкус забылся уже
Мимолётных пирожных,
Как эспрессо
Под взглядом Фотографа
Пью.
Это ни повторить,
Ни с другими прожить
Невозможно,
Как нельзя повторить
Жизнь твою
И мою.
* * *
* * *
Я ухожу.
Летит калёный снег
Из самых недр,
Из закромов Вселенной,
Сечёт лицо,
А снег обыкновенный
Мне студит раны и окружья век.
Прости, мой друг,
Любимая моя!
То будет, верно,
Главная потеря,
Но жить в любви,
В любовь уже не веря,
Я не смогу —
То был бы уж не я...
Я тут чужой,
И это, право, ад!
Моя звезда
В эпохах заблудилась,
И на меня обрушилась немилость,
Меня стараясь вытолкнуть назад.
Мы говорим на разных языках,
Хотя одни слова и произносим.
Моя родная,
Вот уже и осень
Любви, стоявшей только что
В цветах.
Не плач по мне,
Унынье — смертный грех!
Нас развела божественная воля.
Я это знал:
Ведь ты же тоже — Оля,
А мне всегда
Беда от них от всех.
Я ухожу.
Храни тебя, Господь!
Звезда твоя пусть будет
Осторожна,
И мы тогда когда-нибудь, возможно,
Уже не здесь
В одну сольемся
Плоть...
* * *
* * *
О SMS, стило начала века!
Опять в чести эпистолярный жанр.
Уже и не осталось человека,
Кого от них бы не бросало в жар —
От этих строк на вспыхнувшем дисплее,
Несущих счастье, горе и любовь:
«Любимый мой, оденься потеплее»,
«Любимая, поесть мне приготовь».
Наш новый стиль, конечно, лапидарен,
Но он сродни великой бересте.
И я пишу стихи, когда в ударе,
И шлю тебе их на ЖК-«листе».
Они стремглав прочерчивают трассу
И падают в перину тёплых рук.
И на душе становится прекрасно,
И жизнь опять возобновляет круг.
И вот уже летят ко мне ответы,
Без запятых, дефисов и тире —
Тысячелетья нового приметы,
Апрельные осколки в ноябре.
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
НОВОГОДНЯЯ НОЧЬ
Под треск петард и фейерверков
В кармане пискнул телефон,
И тотчас мир вокруг, померкнув,
Зажал меня со всех сторон.
На дне разверзнувшейся бездны
Зажёгся матового дисплей,
И сразу стали бесполезны
Призывы: выпей и налей.
И ни глотка теперь, ни вздоха
Не сделать, слово увидав,
И осознать, как это плохо,
Какая страшная беда —
Читать без права на ответы,
Любить без права ревновать
И только слышать с края света,
Как не моя скрипит кровать...
И скрипа этого крещендо
Меня преследует везде...
Не жизнь, а сущая аренда
У всякой ночи по беде.
* * *
* * *
Сегодня я меланхоличен,
Не безразличен, но не рьян.
Порыв рассудком обналичен,
И земляничных нет полян.
Мой день сегодняшний обычен:
Пишу, читаю, ем и сплю.
Не отыскать и двух отличий,
От дней которые люблю.
И всё же близким непривычен,
Да и себя не узнаю.
А ну-ка мне сейчас приспичит,
И я возьму и запою!
А всё она.. Ох как логичен
Моих обычаев излом!
Я взят во сне любви с поличным
И соглашаюсь: поделом!
* * *
* * *
Разговоры губы в губки
Глаз не надо, рук не надо.
Как сладка твоя помада!
Как волнует шелест юбки!..
За окном глухая ночка,
Ливень шумный, посвист ветра.
Меньше даже сантиметра
До набухшего сосочка.
Вот и голые коленки
Придвигаются поближе
Я шепчу, и голос ниже,
И мы оба ближе к стенке.
Горячо твоё дыханье.
Шёпот нестерпимо жарок.
Гасит вдруг свечной огарок
Занавесок колыханье.
Мы одни на этом свете
Говорим мы, словно дышим.
Утром даже не опишем
Мы слова ночные эти.
* * *
* * *
Коньяк мы пили на виду
У храма божьего.
Гореть с тобою нам в аду
Теперь положено.
Возьмут нас бесы в оборот,
Не погнушаются.
Или они наоборот
И не якшаются
С такими крайними, как мы
С тобой, оторвами?
Нашли ж друг друга две чумы
С двойными нормами...
Косились едучи менты,
Бабье с колясками.
Я предлагал уйти, а ты
Стреляла глазками.
Захорошело нам с тобой
Тогда, в июле-то:
Когда приехали домой,
То ног не чуяли.
Но съели прорву ветчины,
Потом - отчаили
И за собой уже вины
Ничуть не чаяли.
А что потом и где коньяк —
Теперь не вспомнится.
И я, конечно, не маньяк,
И ты — не скромница...
СМЕШОН СТАРЕЮЩИЙ ПОЭТ
Смешон стареющий поэт —
Он должен быть блестящ и молод,
Гипнотизировать, как Воланд,
И ослеплять, как яркий свет.
Ах, старость может быть мудра?
Кристалл магический расколот,
И чувства утоленный голод
Лежит, свернувшись, у одра.
Ни разбежаться, ни запеть,
Как отрок, пробующий голос,
Забыв, что далеко не холост,
В себе женатым умереть.
ПРИЗНАНИЕ ЛОВЕЛАСА
Я завоёвываю женщину,
Хожу в цепи с самим собой
На приступ радости обещанной
И сам себе трублю отбой…
У ней — стотысячная армия
Бойцов, льстецов и удальцов
В глазах, и складочка коварная
Демонизирует лицо.
А я — простак и деревенщина,
Не вижу козней и интриг.
Я завоёвываю женщину -
Такой вот длительный «блицкриг»...
***
«Я что, твоя муза?» — спросила она,
Спугнув электронную почту —
Дуэнью, подругу, баклагу вина,
Доносчицу, пластырь, заточку.
Ей нужно, конечно, себя осознать
И свыкнуться с этим значеньем.
Девчоночка, где же ей сразу понять,
Особое предназначенье.
Я та ли, что сердце твоё завожу
На сутки, на месяц, навечно,
Спасая тебя, на дороге лежу,
Когда ты шагаешь по встречной?
И мне ли воздастся за твой непокой
И будет объявлено мне ли,
Когда очарованный девой другой
Ты встанешь однажды с постели?
Да-да, это твой предстоящий удел,
Тебе уготована чаша
Сия, но и это ещё не предел —
Протяжна мистерия наша…
***
Я, конечно, зол на Тохтамыша
(А чего он вытворил с Москвой?!
Пусть монгол, но если едет крыша,
Надо всё же думать головой!),
Я, конечно, зол, но не настолько,
Что б за этот сдвиг не целовать
Его пра-пра-пра-пра-пра-… Ах сколько
Этих «пра» упало под кровать!
Эти шесть обидчивых столетий
Источили ненависть дотла.
Разве пра-любимые в ответе
За их предков тёмные дела?
МНЕ НУЖЕН ЭТОТ РАЗГОВОР!
Мне нужен этот разговор —
Без этих слов не дышится!
Так не бывало до сих пор,
Тобой да пусть услышится.
Павлина, девочка моя,
Во времени попутчица,
В твои далёкие края
Попасть мне не получится.
Как эта Умань далека!
Но даже и не вёрстами,
А временами и слегка
Надеждами развёрстыми.
Всё у нас было и прошло,
Но что-то не проходится.
И так на сердце тяжело —
От горести заходится.
Всё было правильно у нас
И было всё неправильно.
Мы встретились не в добрый час,
Остался вкус окалины...
О ЧЁМ ТЫ ДУМАЕШЬ?
О чём ты думаешь сей миг —
Как выстрел, твой вопрос.
И он тотчас в меня проник
И, как зерно, пророс.
Ответил я вполне как есть,
И тут мой организм
Устроил маленькую месть
В ответ на наш лиризм.
Уж как, не будем уточнять,
Неловко мне теперь.
Но я не стал с тобой играть —
Открыл я в душу дверь.
С той ночи этот твой приём
Покоя не даёт.
Лишь с ним мы полностью вдвоём,
Когда кругом народ.
ШАГ ВЛЕВО — РАССТРЕЛ
Немолодой уже поэт,
Совсем не молодой
В какой-то миг на склоне лет
Забыл, что он седой.
Шажочек сделал влево он,
И тут ему расстрел.
«Ты, братец, не Наполеон,
Тулон твой устарел. —
Так бог поэту намекнул
И ручкой помахал. —
Твой век давно уже минул,
Так и не будь нахал.
Держись лишь правой стороны,
А то не ровен час,
Башку снесёт у старины,
А ты ж не ловелас».
Я с богом спорить не хочу.
Не до него пока,
Но не терплю, чтоб по плечу
Стучали свысока.
Поэту сердце, а не бог
Всегда было указ,
А также фатум или рок,
А бог пока не спас...
Page updated
Google Sites
Report abuse